Знает что именно ему. Асад знает, что именно сойдет ему с рук. — Подтверждает свою самооценку реальными поступками

Знает что именно ему. Асад знает, что именно сойдет ему с рук. — Подтверждает свою самооценку реальными поступками

Никто в полной мере не знает, что именно сформировало его мышление. Мне трудно проследить в деталях происхождение кон­цепций, выдвинутых в этой книге, и докопаться до причин их по­степенного изменения в процессе многолетней работы. В их разви­тие внесли вклад многие социологи, и каждый раз, когда источник известен, на него сделана ссылка в многочисленных примечаниях к отдельным главам. Но среди них есть шесть человек, у которых я в особом долгу, в разной степени и по разным причинам, и именно им я хочу отдать дань уважения.

Самая первая и глубочайшая признательность лишь в какой-то мере и слишком поздно отражена в самом факте посвящения этой книги Чарльзу X. Хопкинсу. Благодаря тому, что этот чело­век, муж моей сестры, жил на этом свете, у многих людей укрепи­лось чувство собственного достоинства. И тюка живы те, кто со­прикасался с ним, будет жив и он. С любовью, уважением и благо­дарностью я посвящаю эту книгу Хопу, который обнаружил, что может научить других.

Своему хорошему другу Джорджу Итону Симпсону, ныне работа­ющему в Оберлинском колледже, я признателен за то, что он взялся за самонадеянного второкурсника, чтобы тот понял, как будоражит интеллект изучение работы систем социальных отношений. Более благоприятного знакомства с социологией я не мог бы для себя и пред­ставить.

Еще до того, как Питирим Сорокин погрузился в изучение все­мирных исторических процессов (что представлено в его «Социаль­ной и культурной динамике»), он помог мне избавиться от узости кру-

© Перевод. Егорова Е.Н., 2006


гозора, разрушив представление о том, что эффективное изучение об­щества ограничивается территорией Америки, и от подсказанного тру­щобами представления, что основная тема социологии заключается в изучении таких периферийных проблем общественной жизни, как развод и преступность несовершеннолетних. Я с радостью и честно признаю свой долг перед ним, который я еще не отдал.

Джорджу Сартону, пользующемуся огромным уважением среди историков науки, я благодарен, помимо консультаций, за дружеское расположение и за предоставленное мне право почти два года рабо­тать в его знаменитой комнате 189 в Гарвардской библиотеке. Малую толику его влияния можно обнаружить в первой главе этой книги, посвященной требованиям к истории социологической теории, и в части IV, посвященной работам по социологии науки.

Те, кто будет читать следующие страницы, вскоре осознают, как я обязан своему учителю и другу Толкотту Парсонсу, который еще в начале своей педагогической карьеры столь многих заразил своей ув­леченностью аналитической теорией. Масштаб его личности как учи­теля проявился в том, что он развивал пытливость ума, а не плодил послушных учеников. Интеллектуальная близость, к которой распо­лагало небольшое аспирантское отделение социологии в Гарварде в начале 30-х годов, позволяло аспирантам вроде меня поддерживать тесную и непрерывную связь с преподавателем уровня д-ра Парсон-са. Это был, по сути, узкий круг единомышленников. Такой в наши дни трудно найти на факультетах, где десятки аспирантов и неболь­шая группа перегруженных профессоров.


В последние годы, работая в одной упряжке в Отделе приклад­ных социальных исследований Колумбийского университета, я мно­гому научился у Поля Ф. Лазарсфельда. Поскольку из наших бес­численных разговоров очевидно, что он не представляет, до какой степени я ему обязан интеллектуально, я особенно рад представив­шемуся случаю привлечь его внимание к этому публично. Далеко не последнюю роль сыграла его скептическая любознательность, вы­нудившая меня еще яснее сформулировать причины, по которым функциональный анализ представляется мне в настоящее время са­мым перспективным, хотя и не единственным, теоретическим под­ходом к широкому кругу проблем в человеческом обществе. Более того, на своем собственном примере он укрепил во мне убежден­ность, что огромная разница между социологией как наукой и со­циологическим дилетантизмом заключается в систематическом и се­рьезном, то есть интеллектуально ответственном и строгом, изуче-


нии того, что поначалу кажется лишь интересной идеей. Это, как

мне представляется, также имеет в виду и Уайтхед в заключитель­ных строках эпиграфа к данной книге.

Другие четыре человека мало нуждаются в выражении моей при­знательности; одна - поскольку всем, кто меня знает, известно, на­сколько я ей обязан; трое других - поскольку, когда придет время, обнаружат сами, что именно вызывает у меня чувство огромной при­знательности к ним.

Первые два вопроса Вы можете узнать в статье Пять вопросов мужчине, прежде чем зайдет слишком далеко.

ВОПРОС № 3: КАК ТЫ СМОТРИШЬ НА...?

Это многогранный вопрос, который касается целой гаммы отношений - начиная с отношений со своими близкими и кончая отношениями с этим миром в целом.

Каждый ответ раскроет его: серьезно ли он относится к обязательствам, семье, в которой он вырос, каким отцом и мужем он мог бы быть, как он относится к жизни и окружающим людям и все такое. Спросите об этом прежде, чем вы поцелуете этого мужчину, возможно, даже прежде, чем вы согласитесь пойти с ним на встречу - это будет отличный телефонный разговор. Не стесняйтесь задавать эти вопросы, потому что, что еще вы должны делать с этим мужчиной, как не разговаривать? Если ему не хочется говорить об этом, то что-то у него неладно. Прочь от него.

Сначала узнайте его отношение к семье. Хочет ли он семью? Как он относится к детям? Если у вас есть ребенок, скажите вашему мужчине о нем - он должен знать об этом, но самое главное, вы должны выяснить, видит ли он себя отцом. Если он не хочет детей, а вы хотите, то вы можете остановить все это прямо сейчас. (Если мужчина говорит, что он не хочет детей, он скорее всего не передумает независимо от силы его чувств к вам.) Кроме того, если ему не нравятся дети, а у вас есть, куда приведут эти отношения?

Затем спросите его о его отношениях с матерью. Это первые отношения, которые мужчина имеет с женщиной, и, если они хорошие, тогда есть шанс, что он знает, как относиться к женщине с уважением, и имеет некоторое представление о том, как заявлять, обеспечивать и защищать не только женщину, но и потенциальную семью. Я не знаю ни одного мальчика, который не любил бы свою мать. Мы учимся защищать ее и обеспечивать ее; мы узнаем об основах любви к женщине от нее. На самом деле, если мужчина имеет разногласия со своей матерью, скорее всего у него будут разногласия и с вами . Если в его ответе вы слышите что-нибудь вроде: «Моя мать и я? Мы просто не уживаемся вместе…», сотрите его номер телефона и его эсэмэски и уходите от него.

Узнав о его отношении к матери, спросите о его отце. Если у него были отличные отношения с его папой, то его, вероятно, воспитали, привив тот основной набор ценностей, который он принесет и в вашу потенциальную семью. Я понимаю, что множество мужчин выросли без отцов, но есть шанс, что у мужчины, который вам интересен, в жизни был какой-нибудь авторитетный мужчина, который показал ему основы мужественности, или, возможно, отсутствие собственного отца показало ему некоторые вещи, которые он бы не хотел делать, когда сам станет отцом. Во всяком случае задайте вопросы о его отношениях с отцом, и его ответы обязательно покажут вам, каким отцом он может стать.

Внимательно слушайте как он отзывается о других людях и окружающем мире. Спросите верит ли он в Бога или другую высшую силу(Мир, Жизнь, Вселенная, Высший разум - каждый называет по-своему), которая "координирует" процессы происходящие в этом мире, интересуется ли он вопросами саморазвития. Выясняйте какие убеждения являются руководящей силой в жизни этого мужчины.

В конце концов, с каким моральным барометром он сверяется? Что может побудить его быть верным вам? Что может заставить поступать правильно по отношению к вам и детям? Что может заставить почувствовать свою целостность? Я не говорю о том, что вы не должны встречаться с мужчиной, который не ходит в церковь или устремления которого отличается от ваших. Но если его основные убеждения не совпадают с тем, что думаете Вы, то, вероятно, будут проблемы.

Следующие два вопроса нужно задать после того, как вы уже какое-то время встречаетесь и общаетесь с ним. В идеале задайте их до того, как вы расстались со «сладеньким» (знаете, о чем я говорю). Если у вас уже был сексуальный контакт с мужчиной, вы все равно можете задать эти вопросы. Ответы на них могут уколоть чуть больнее, но вы хотя бы будете знать.

ВОПРОС № 4: ЧТО ТЫ ДУМАЕШЬ ОБО МНЕ?

Этот вопрос задайте спустя некоторое время - он должен немного узнать вас. Его ответ будет важен, потому что он покажет вам, каковы его планы относительно вас. Вы имеете право знать. Поверьте, когда он впервые подходил к вам, он думал о вас что- то, и вы должны знать, что именно . Его что-то привлекло - ему понравились ваши волосы, ваши глаза, ваши ноги, ваша одежда, - словом, он подошел к вам не просто так. Но что именно он собирается делать с вами, вы узнаете по его ответам.

Слушайте его внимательно. Уверяю вас, это будет именно так, потому что все мужчины отвечают на этот вопрос одинаково:« Я думаю, ты великолепна, ты будешь отличной мамой, ты забавная, добрая. по-настоящему красивая, ты заводишь меня, ты энергичная, дружелюбная, трудолюбивая, очень умная. Ты та женщина, которую я мог бы видеть рядом с собой", - обычный набор, который, как мы знаем, вы хотите слышать. Однако вам нужна не эта словесная шелуха, а конкретика. Поэтому продолжайте спрашивать его: «О, ты считаешь меня доброй? Что заставляет тебя считать меня доброй?» И слушайте. Если он не может дать вам конкретный пример того, как вы показали свою доброту, то в действительности он не думает о вас так. Но если он говорит: «Помнишь, в день рождения моей мамы ты позвонила мне и напомнила, что я должен выбрать для нее открытку?» Если он говорит вам, что он думает, что вы - отличная мама, пусть скажет, что в вас заставляет его считать вас отличной мамой.

И так далее - о каждой черте характера, которую он вам приписывает. Если он может дать вам конкретные ответы, значит, он слушал вас и внимал сказанному - он определяет, собирается ли он удержать вас, видит ли он себя в постоянных отношениях с вами. И это может означать, что вы по крайней мере находитесь на той же странице отношений.

ВОПРОС № 5: КАК ТЫ ОТНОСИШЬСЯ КО МНЕ?

«Думать» и «относиться» - совершенно разные вещи. Так что не путайте. Если мужчина не может сказать вам, как он относится к вам после месяца свиданий, значит, он никак к вам не относится - просто хочет что-то от вас получить . Спросите мужчину, как он относится к вам, и он смутится и занервничает: «Я говорил тебе раньше - я думаю, что ты…» - начинает он. Вы тут же перебиваете его и говорите: «Нет- нет, я хочу знать, как ты относишься ко мне». Он может заерзать на стуле, начать чесать затылок, закурит сигару - будет делать все, чтобы уклониться от ответа, или будет размышлять над тем, что, на его взгляд, вы хотите услышать от него. Но вы должны заставить его ответить на этот вопрос.

Не расстраивайтесь, если он не ответит сразу же: ему нужно обратиться к той части себя, к которой он не любит обращаться, - к своим эмоциям. С эмоциями у мужчин проблемы, и им нелегко их выражать . Мужчина может ответить на вопросы о Боге и детях, о своей матери, но этим вопросом вы просите его заглянуть в свою душу, а наши гены не предусматривают сердечных излияний. Но это не значит, что вы должны перестать спрашивать. Вы ищете в его ответе что-то типа этого: «Когда я не вижу тебя, мне не хватает разговоров с тобой, мне всегда интересно знать, что ты делаешь, и всякий раз, когда ты появляешься, мне просто становится лучше на душе - ты именно та, которую я искал». Иначе говоря, его ответ должен заставить вас почувствовать себя замечательно. Он, возможно, еще не влюбился в вас, но вы ему безумно нравитесь, и он, вероятно, думает, что хочет попробовать завязать с вами долговременные отношения, потому что, когда он начинает заявлять об этом и мысленно ставить на место той, кого он сможет обеспечивать и защищать , он в этом смысле видит будущее вместе с вами. И именно там вы и хотите быть с этим парнем.

Ответ «Я думаю, ты клевая» здесь не проходит. И если вы понимаете, что его чувства к вам не очень глубоки - что он просто не с вами, то и вам не нужно быть с ним. Притормозите, пока не начнете слышать и чувствовать от него слова, которые, на ваш взгляд, важно услышать.

Вы имеете право знать ответы на эти вопросы.

Мы, мужчины, прекрасно осознаем, что нам следует ответить на эти вопросы, и любой настоящий мужчина ответит на них. Вам могут не обязательно понравиться ответы, но он ответит на них. Если он откажется, то не беспокойтесь о нем. Не думайте, что вы уладите это позже, что вы подождете и т. д., потому что это не более чем пустая надежда. Прежде чем вы узнаете это, вы на горьком опыте познаете, что это не ваш герой, и разговоры с подругами вы будете начинать примерно так: «Представляете, я спала с ним, а он никакой, я даже не знаю, нравятся ли ему дети…» Не позволяйте этому случиться. Доверяйте себе - вы имеете право знать все ответы сразу же; вы должны задать эти вопросы в течение первых нескольких месяцев после начала ухаживаний за вами и желательно еще до того как между вами случился первый секс.

Если вы уже встречаетесь с кем-то, задайте их для прояснения ситуации. Или вы, возможно, должны задать их с надеждой, что они укрепят то, что вы можете уже знать: либо нужно прекращать отношения, либо вы двигаетесь в правильном направлении. Его ответы помогут вам сократить свои потери или заставят вас сказать себе: «Как я рада быть рядом с этим мужчиной».

Кстати, наши ответы на вопросы могут заставить нас взглянуть по-другому на женщину, задающую их . Мы определенно хотим знать мнение наших женщин по этим вопросам, но мы не собираемся поднимать их - особенно если наши намерения в отношении вас не чисты. Но в ваших беседах на эти темы ваш мужчина просто может узнать кое- что и о вас, кое-что, что заставит его понять, что на его стороне довольно солидная женщина.

Допустим, он говорит вам, что хочет быть инженером, а вы говорите ему, что у вас есть друзья инженеры, которые могут дать полезные советы по части новой профессии. И он начинает думать: «Ничего себе, эта женщина интересуется моими целями! Она предлагает мне помощь. Возможно, она могла бы стать тем человеком, который выведет меня на новый уровень». И, возможно, он задумается над тем, а не включить ли вас в эти планы по выходу на «новый уровень».

Видите, вы получаете информацию от него и представляете себя в разных ипостасях - вижу ли я себя в его краткосрочных планах, в его долгосрочных планах, как часть его семьи, как мать его детей, помогая ему продолжить основательные отношения с его мамой, вижу ли его в качестве образцового отца для наших детей, вижу ли я всю эту картину? Но эта улица с двусторонним движением: слушая ваши вопросы, этот парень определяет, кто вы - золотая рыбка или всего лишь рыбка для забавы.

По материалам книги Стива Харви "Поступай как женщина, думай как мужчина".

Привлекательность женщин глазами мужчин.

О чем молчит противоположный пол? Чего хотят и ожидают мужчины и женщины от отношений? Как создать атмосферу доверия в паре? Практические рекомендации и ответы на самые волнующие вопросы.

Отрывок из выступления Ирины Мирошниченко и Павла Зыгмантовича на конференции "Мужчина и женщина 2014

Если статья понравилась и была полезна - подписывайтесь на обновления.

Ребята, мы вкладываем душу в сайт. Cпасибо за то,
что открываете эту красоту. Спасибо за вдохновение и мурашки.
Присоединяйтесь к нам в Facebook и ВКонтакте

Считается, что именно он был первым автором, который смог пробудить у читателей интерес к жанрам научной фантастики и фэнтези.

И мы в сайт его обожаем, поэтому собрали лучшие цитаты из его произведений.

  • Когда человеку 17, он знает все. Если ему 27 и он по-прежнему знает все - значит, ему все еще 17.
  • Есть преступления хуже, чем сжигать книги. Например - не читать их.
  • Первое, что узнаешь в жизни, - это то, что ты дурак. Последнее, что узнаешь, - это что ты все тот же дурак.
  • Доброта и ум - свойства старости. В 20 лет женщине куда интереснее быть бессердечной и легкомысленной.
  • Чтобы выжить, надо перестать допытываться, в чем смысл жизни. Жизнь сама по себе и есть ответ.
  • В войне вообще не выигрывают. Все только и делают, что проигрывают, и кто проигрывает последним, просит мира.
  • У зла есть только одна сила - та, которой наделяем его мы сами.
  • Когда жизнь хороша, спорить о ней незачем.
  • Любовь - это когда кто-то может вернуть человеку самого себя.
  • Шире открой глаза, живи так жадно, как будто через десять секунд умрешь. Старайся увидеть мир. Он прекраснее любой мечты, созданной на фабрике и оплаченной деньгами. Не проси гарантий, не ищи покоя - такого зверя нет на свете.
  • Когда живешь все время рядом с людьми, они не меняются ни на йоту. Вы изумляетесь происшедшим в них переменам, только если расстаетесь надолго, на годы.
  • Искать кроликов в шляпах - гиблое дело, все равно как искать хоть каплю здравого смысла в голове у некоторых людей.
  • Улыбайся, не доставляй беде удовольствия.
  • Человеческая память похожа на чувствительную фотопленку, и мы всю жизнь только и делаем, что стараемся стереть запечатлевшееся на ней.
  • Да, свободного времени у нас достаточно. Но есть ли у нас время подумать?
  • У нас одна обязанность - быть счастливыми.
  • Кто перестал удивляться, тот перестал любить, а перестал любить - считай, у тебя и жизни нет, а у кого жизни нет - тот, считай, сошел в могилу.
  • И, если жить полной жизнью - значит умереть скорее, пусть так: предпочитаю умереть быстро, но сперва вкусить еще от жизни.
  • Неважно, что именно ты делаешь; важно, чтобы все, к чему ты прикасаешься, меняло форму, становилось не таким, как раньше, чтобы в нем оставалась частица тебя самого. В этом разница между человеком, просто стригущим траву на лужайке, и настоящим садовником.
  • Сами создавайте то, что может спасти мир, - и если утонете по дороге, так хоть будете знать, что плыли к берегу.
  • Книги только одно из вместилищ, где мы храним то, что боимся забыть.
  • Главный секрет творчества в том, чтобы относиться к своим идеям как к кошкам - просто заставьте их следовать за вами.
  • Любовь - это когда хочешь переживать с кем-то все четыре времени года. Когда хочешь бежать с кем-то от весенней грозы под усыпанную цветами сирень, а летом собирать ягоды и купаться в реке. Осенью вместе варить варенье и заклеивать окна от холода. Зимой - помогать пережить насморк и долгие вечера...
  • Я испытывал простое и самое большое на свете счастье - я был жив.

Цитаты из произведений: «Вино из одуванчиков», «Марсианские хроники», «451° по Фаренгейту», «Механизмы радости», «Летнее утро, летняя ночь», «Дзен в искусстве писательства», «Смерть - дело одинокое», «Надвигается беда», «Электрическое тело пою!»

Год назад Соединенные Штаты запустили 59 ракет «Томагавк» по сирийской авиабазе в ответ на применение президентом Башаром аль-Асадом химического оружия против собственного населения. Прошел год, и Асад, по всей видимости, снова применил отравляющее вещество в осажденном пригороде Дамаска, убив десятки человек.

Решит ли президент Трамп снова, что применение химического оружия нетерпимо? Ответит ли он еще раз ракетным ударом? Возможно. Но это не имеет никакого значения. Если говорить о Сирии, то Вашингтон там ведет себя непоследовательно, а в конечном итоге, незаинтересованно. И Асад об этом знает. А еще он знает о том, что пока нет продолжительных и сосредоточенных военных действий США, его режим сможет жить и здравствовать. Он редко ставит себя под реальную угрозу. Долгие годы Асад тщательно балансирует, сочетая агрессию и жестокость со стратегическим терпением. Это помогает ему в отношениях с США и наверняка поможет снова в ходе последнего кризиса.

Асад внимательно прислушивается к сигналам из Вашингтона и понимает, каковы устремления и озабоченности США на Ближнем Востоке. И то, что он наблюдает в последнее время, ему явно по душе.

За неделю до химической атаки Асад услышал, как президент Трамп объявил, что американские войска «очень скоро» уйдут из Сирии, и пусть тогда сирийские проблемы решает кто-то другой. За несколько недель до этого госсекретарь Рекс Тиллерсон заявил, что Соединенные Штаты будут оставаться в Сирии неопределенно долго, и что их цель — ни больше, ни меньше — это смещение Асада. А потом Тиллерсона уволили.

В условиях такого хаоса, противоречий и непоследовательности Асад вполне естественно чувствует уверенность в себе и применяет химическое оружие. Наверное, ему кажется, что он сможет пережить и переждать ограниченные удары нашего противоречивого президента. Он уверен в этом, так как на протяжении нескольких лет жизнь убеждала его, что Соединенным Штатам не достает желания и твердости, для того, чтобы призвать его к ответу за многочисленные злодеяния. А это значит, что он может периодически совершать крайне агрессивные действия, после которых мировое сообщество неизбежно выступает с гневными протестами и осуществляет ограниченные ответные действия, эффект от которых невелик.

Ключевое средство выживания Асада — переждать своих нерешительных врагов.

Контекст

Трамп обвиняет Путина

The Washington Post 09.04.2018

Москва прикрывает преступления Асада

Israel Hayom 10.04.2018

Сирию спасет только массированный удар США

Aftonbladet 09.04.2018
В 2003 году он видел, как Соединенные Штаты вторглись в соседний Ирак и вытащили его грозного диктатора из какой-то норы в земле. На какое-то время Асад встревожился, посчитав, что он станет следующим. Но вместо того, чтобы успокоить американцев, отказавшись от поддержки террористических группировок и от альянса с Ираном, он решил выждать, пока Соединенные Штаты не истощат свои силы в Ираке. (Он способствовал этому, направляя туда экстремистов.) Естественно, Соединенные Штаты не только пощадили Асада, но и ушли из Ирака, вернувшись домой.

В 2005 году в Бейруте убили ливанского президента Рафика Харири. Подозрение пало на сирийский режим и его союзников из «Хезболлы». Соединенные Штаты в ответ усилили дипломатическое давление и со временем вынудили правительство Асада прекратить длившуюся 29 лет оккупацию Ливана. Но Асад не был обескуражен.

Его правительство снова внедрилось в Ливан через разведчиков, завербованных агентов и местных союзников. Асад знал, что Соединенные Штаты устали от Ближнего Востока, потому что иракская война пошла не так, как надо. Поэтому вместо того, чтобы прекратить свое вмешательство в ливанские дела, он начал постепенно усиливать его. Расследовавший убийство Харири международный трибунал переключил свое внимание с сирийского режима на отдельных членов «Хезболлы».

Довольно скоро сын Харири Саад, ставший новым премьер-министром, проглотил чувство собственного достоинства и посетил Асада в Дамаске. Он был не единственным бывшим врагом, приехавшим наводить мосты. Президент Франции Николя Саркози в День взятия Бастилии в 2008 году тоже принял Асада в качестве почетного гостя, хотя ранее Париж обвинял его в убийстве французского союзника Рафика Харири.

В 2009 году в Дамаск приехал Джон Керри, назвавший сирийского президента «важнейшим игроком, несущим региону мир и стабильность». Итак, Асад переждал очередную преходящую бурю западной враждебности, на смену которой пришла откровенная дружба. При этом он отстоял свои интересы в Ливане.

Когда в 2011 году в Сирии началась гражданская война, президент Барак Обама призвал Асада уйти. Порой казалось, что Соединенные Штаты могут даже попытаться добиться этого ухода. Однако Асад предпринял ряд шагов для защиты от американской интервенции. Он дал возможность укрепиться «Исламскому государству» (запрещенная в России организация — прим. ред. ), создав дилемму для американцев, которым пришлось задуматься: неужели мы допустим, чтобы Сирию захватили джихадисты? Пока существовало «Исламское государство», Асад был в безопасности, и ему оставалось только ждать. Его не только пощадили. Соединенные Штаты даже обязали его бороться с «Исламским государством», позволив ему при этом беспрепятственно вести войну против оппозиции.

Когда «Исламское государство» ослабло, в жизни у Асада снова возникли опасности. Разгром этой группировки устранил дилемму «Асад или джихадисты», но он также совпал по времени с появлением новой администрации в Вашингтоне, которая зациклилась на том, чтобы ослабить влияние главного союзника Асада Ирана. Тем не менее, несмотря на заявление Тиллерсона, пообещавшего сохранить американское военное присутствие в Сирии, президент Трамп вскоре подал сигнал о том, что США разобьют ИГИЛ и уйдут из Сирии.

Скорее всего, это будет не последнее слово США о Сирии. Новые атаки с применением химического оружия могут заставить Вашингтон еще раз надавить на Дамаск, и тогда Трамп постарается доказать, что «красные линии» что-то значат. Если так, то Асад снова займет выжидательную позицию, пережидая американский ответ, каким бы он ни был. Он прекрасно понимает, что эти действия не поставят под угрозу выживание его режима. А затем Асад возобновит покорение Сирии. (Хотя вполне возможно, что политическая машина в Вашингтоне совершенно неработоспособна, и поэтому не сможет выработать стратегию и осуществить ее.)

Американские политики любят говорить, что Асад не выиграл войну, потому что значительная часть Сирии оккупирована иностранными государствами, города лежат в руинах, а его режим превратился в парию на международной арене. Но сам Асад верит, что побеждает, что он со временем вернет страну под свой контроль, и что волна авиационных и ракетных ударов ничего не изменит. И кто может его винить за такую уверенность?

Фейсал Итани — старший научный сотрудник Центра изучения Ближнего Востока имени Рафика Харири при Атлантическом совете.

Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ.

Получая награду, которой ваша свободная Академия великодушно удостоила меня, я испытал чувство огромной благодарности, тем более глубокой, что прекрасно сознавал, до какой степени это отличие превосходит мои скромные личные заслуги. Любой человек, особенно художник, стремится к признанию. Я, разумеется, тоже. Но, узнав о вашем решении, я невольно сравнил его значимость с тем, что я представляю собой на самом деле. Какой человек, еще довольно молодой, богатый одними лишь своими сомнениями и далеко не совершенным писательским мастерством, привыкший жить в трудовом уединении или в уединении дружбы, не испытал бы испуга при известии о решении, которое в мгновение ока выставило его, одинокого, погруженного в себя, на всеобщее обозрение в ослепительных лучах славы? С легким ли сердцем мог он принять эту высокую честь, в то время как в Европе столько других, поистине великих писателей осуждено на безвестность; в тот час, когда его родина тер­пит нескончаемые бедствия?

Да, я познал этот панический страх, это внутреннее смятение. И чтобы вновь обрести душевный покой, мне пришлось соразмерить мою скромную персону с этим незаслуженно щедрым даром судьбы. Поскольку мне трудно было соотнести себя с этой наградой, опираясь лишь на собственные заслуги, я не нашел ничего другого, как призвать на помощь то, что на протяжении всей моей жизни, при самых различных обстоятельствах, поддерживало меня, а именно: представление о моем литературном творчестве и о роли писателя в обществе. Позвольте же мне, исполненному чувствами благодарности и дружбы, объяснить — так просто, как мне удастся, — каково оно, это мое представление.

Я не могу жить без моего творчества. Но я никогда не ставил это творчество превыше всего. Напротив, оно необходимо мне именно затем, чтобы не отдаляться от людей и, оставаясь самим собой, жить точно так же, как живут все окружающие. В моих глазах творчество не является утехой одинокого художника. Оно — средство взволновать чувства как можно большего числа людей, дав им «избранный», возвышенный образ повседневных страданий и радостей. Вот почему оно обязывает художника не уединяться, подвергает его испытанию и самыми банальными, и универсальными истинами. Бывает так, что человек избирает удел художника оттого, что ощущает себя «избранным», но он очень быстро убеждается, что его искусство, его избранность питаются из одного лишь источника: признания своего тождества с окружающими. Художник выковывается именно в этом постоянном странствии между собой и другими, на полдороге от красоты, без которой не может обойтись, к людскому сообществу, из которого не в силах вырваться. Вот почему истинному художнику чуждо высокомерное презрение: он почитает своим долгом понимать, а не осуждать. И если ему приходится принимать чью-то сторону в этом мире, он обязан быть только на стороне общества, где, согласно великому изречению Ницше, царить дано не судьбе, но творцу, будь то рабочий или интеллектуал.

По той же причине роль писателя неотделима от тяжких человеческих обязанностей. Он, по определению, не может сегодня быть слугою тех, кто делает историю, — напротив, он на службе у тех, кто ее претерпевает. В противном случае ему грозят одиночество и отлучение от искусства. И всем армиям тирании с их миллионами воинов не под силу будет вырвать его из ада одиночества, даже если — особенно если — он согласится идти с ними в ногу. Но зато одного лишь молчания никому не известного узника, обреченного на унижения и пытки где-нибудь на другом конце света, достаточно, чтобы избавить писателя от муки обособленности, — по крайней мере, каждый раз, как ему удастся среди привилегий, дарованных свободой, вспомнить об этом молчании и сделать его средствами своего искусства всеобщим достоянием.

Ни один из нас недостаточно велик для такого призвания. Но во всех обстоятельствах своей жизни, безвестный или временно знаменитый, страдающий в кандалах тирании или пока что наделенный свободой слова, писатель может обрести чувство живой солидарности с людьми, которое оправдает его существование — при том единственном и обязательном условии, что он взвалит на себя, насколько это в его силах, две ноши, составляющие все величие нелегкого его ремесла: служение правде и служение свободе. Поскольку призвание художника состоит в том, чтобы объединить возможно большее число людей, оно не может зиждиться на лжи и рабстве, которые повсюду, где они царят, лишь множат одиночества. Каковы бы ни были личные слабости писа­теля, благородство нашего ремесла вечно будет основываться на двух трудновыполнимых обязательствах — отказе лгать о том, что знаешь, и сопротивлении гнету.

В течение двадцати и более лет безумной истории я, заброшенный беспомощным, как и все мои сверстники, в бешеный водоворот времени, поддерживал себя одним только смутным ощу­щением того, что сегодня профессия писателя — честь, ибо это занятие обязывает, и обязывает не только писать. Меня, в частности, оно подвигло на то, чтобы нести, в меру моих сил и способностей, вместе со всеми, кто переживал ту же историю, крест несчастья и факел надежды, символ всего, что мы делили между собой. Людям, родившимся в конце первой мировой войны, отметившим свое двадцатилетие как раз в момент возникновения гитлеровской власти и одновременно первых революционных процессов и для вящего усовершенствования их воспитания ввергнутым в кошмар испанской и второй мировой войн, в ад концентрационных лагерей, в Европу пыток и тюрем, сегодня приходится воспитывать своих сыновей и создавать ценности в мире, которому угрожает ядерная катастрофа. Поэтому никто, я думаю, не вправе требовать от них оптимизма. Я даже придерживаюсь мнения, что мы обязаны понять — не прекращая одновременно бороться с этим явлением — ошибку тех, кто, не выдержав гнета отчаяния, оставил за собой право на бесчестье и канул в бездну современного нигилизма. Но факт остается фактом: большинство из нас — как у меня на родине, так и в Европе — отринуло этот нигилизм и перешло к поиску нового смысла жизни. Им пришлось освоить искусство существования во времена, чреватые всемирной катастрофой, чтобы, возродившись, начать ожесточенную борьбу против инстинкта смерти, хозяйничающего в нашей истории.

Каждое поколение уверено, что именно оно призвано переделать мир. Мое, однако, уже знает, что ему этот мир не переделать. Но его задача, быть может, на самом деле еще величественнее. Она состоит в том, чтобы не дать миру погибнуть. Это поколение, получившее в наследство изуродованную историю — смесь разгромленных революций, обезумевшей техники, умерших богов и выдохшихся идеологий, историю, где нынешние заурядные правители, уже не умея убеждать, способны все разрушить, где разум опустился до прислуживания ненависти и угнетению, должно было возродить в себе самом и вокруг себя, основываясь лишь на собственном неверии, хоть малую часть того, что состав­ляет достоинство жизни и смерти. Перед лицом мира, находящегося под угрозой уничтожения, мира, который наши великие инквизиторы могут навечно превратить в царство смерти, поколение это берет на себя задачу в сумасшедшем беге против часовой стрелки возродить мир между нациями, основанный не на рабском подчинении, вновь примирить труд и культуру и построить в союзе со всеми людьми ковчег согласия. Не уверен, что ему удастся разрешить до конца эту гигантскую задачу, но уверен, что повсюду на земле оно уже сделало двойную ставку — на правду и на свободу — и при случае сможет без ненависти в душе отдать за них жизнь. Оно — это поколение — заслуживает того, чтобы его восславили и поощрили повсюду, где бы то ни было, и особенно там, где оно приносит себя в жертву. И уж, во всяком случае, именно ему хотел бы я, будучи заранее уверен в вашем искреннем одобрении, переадресовать почести, которые вы сегодня оказали мне.

И теперь, отдав должное благородному ремеслу писателя, я еще хотел бы определить его настоящее место в общественной жизни, ибо он не имеет иных титулов и достоинств, кроме тех, которые разделяет со своими собратьями по борьбе: беззащитными, но стойкими, несправедливыми, но влюбленными в справедливость, рождающими свои творения без стыда, но и без гордыни, на глазах у всех, вечно мятущимися между страданием и красо­той и, наконец, призванными вызывать из глубин двойственной души художника образы, которые он упорно и безнадежно пытается утвердить навечно в разрушительном урагане истории. Кто же после этого осмелится требовать от него готовых решений и прекраснодушной морали? Истина загадочна, она вечно ускользает от постижения, ее необходимо завоевывать вновь и вновь. Свобода опасна, обладать ею так же трудно, как и упоительно. Мы должны стремиться к этим двум целям, пусть с трудом, но решительно продвигаясь вперед и заранее зная, сколько падений и неудач поджидает нас на этом тернистом пути. Так какой же писатель осмелится, ясно понимая все это, выступать перед окружающими проповедником добродетели? Что касается меня, то должен повторить еще раз, что я отнюдь таковым не являюсь. Никогда я не мог отказаться от света, от радости бытия, от свободной жизни, в которой родился. И хотя тяга ко всему этому повинна во многих моих ошибках и заблуждениях, она, несомненно, помогла мне лучше разобраться в моем ремесле, она помогает и сегодня, побуждая инстинктивно держаться всех тех осужденных на немоту людей, которые переносят созданную для них жизнь только благодаря воспоминаниям или коротким, нежданным возвра­там счастья.

Итак, определив свою истинную суть, свои пределы, свои долги, а также символ своей трудной веры, я чувствую, насколько мне легче теперь, в заключение, показать вам всю необъятную щедрость того отличия, которым вы удостоили меня; насколько мне легче теперь сказать вам также, что я хотел бы принять эту награду как почести, возданные всем тем, кто, разделяя со мною тяготы общей борьбы, не только не получил никаких привилегий, но, напротив, претерпел несчастья и подвергся преследованиям и гонениям. Мне остается поблагодарить вас от всего сердца и публично, в знак моей признательности, дать ту же, вечную клятву верности, которую каждый истинный художник каждодневно дает себе молча, в глубине души.

Альбер Камю, 1957